Никто не забыт, ничто не забыто!

Боль и горечь целого народа – 

Ни лошадей привычных, ни телег! 

Чеченцы под конвоем пешим ходом 

Ногами топчут полужидкий снег. 

  

К собратьям горцы согнаны на плоскость; 

Тревожный шёпот: «Нас везут в Сибирь!» 

К востоку рельсы тянутся полоской, 

Для поездов они – как поводырь. 

  

А в гуще вереницы арестантов 

Мы видим женщин, стариков, детей. 

Отныне нет им никаких гарантий 

От голода, болезней и смертей. 

  

Власть предала их, наказала строго 

(В политике не редкость грубый кнут). 

Десятки тысяч сгинут по дороге, 

Другие позже от тоски умрут. 

  

Чеченцы – это первенцы Кавказа; 

И мужество, и честь родной земли… 

Вам суждено свой дом покинуть разом 

И с жуткой болью выживать вдали. 

  

Униженной Отчизны скорбный голос 

Вам будет слышен все тринадцать лет, 

Хотя без вас взойдёт на нивах колос 

И будет Солнцем этот край согрет. 

  

Уйдёт эпоха (время скоротечно), 

И зло с тех пор не раз потерпит крах, 

А кости братьев и сестёр навечно 

Останутся в заснеженных степях. 

  

Вернётесь вы в родимые просторы, 

И всё придётся начинать «с нуля». 

Ну, а пока безмолвны ваши горы, 

Трагичны и безжизненны поля. 

  

Пространства, припорошенные снегом, 

Под лёгким льдом в ручьях бежит вода… 

И нет иных гражданских привилегий, 

А только унижений череда. 

  

В ручную кладь вмещается немного; 

Людей страшит неведомый маршрут. 

У станции – железная дорога, 

Отсюда эшелоны вдаль уйдут. 

  

А снег, подтаяв, стал бесцветной жижей, 

С утра селенья превратились в глушь… 

В пункт назначенья вместе, без престижа, 

Отправятся чеченец и ингуш. 

  

Взывают вопли к палачам: «Не троньте! 

Вы чьей-то клеветой ослеплены. 

Ведь наши сыновья сейчас на фронте 

Победу добывают для страны. 

  

Мы стали жертвой чьих-то злобных козней. 

«За что нам в душу делают плевок?» 

Толпу, как скот какой-то, гонят в Грозный – 

Солдатам важно уложиться в срок. 

  

К спокойной жизни больше нет возврата: 

Раз выпал жребий – сожжены мосты... 

Послышалась стрельба из автоматов 

В высокогорной местности Майсты. 

  

Расстреляны и сброшены с обрыва. 

И этот офицер НКВД 

Навряд ли век свой проживёт счастливо – 

Убийце нет прощения нигде! 

  

Преступников настигнет Божья кара - Они циничны, злобны лишь сейчас. 

Проклятье им за эти все кошмары 

И за страдания безвинных масс! 

  

Жестокостей бесчеловечных степень 

Февральским днём отметилась в горах – 

Тела и судьбы превратились в пепел 

И в память под названием «Хайбах». 

  

Зато в живых оставшимся чеченцам, 

Которых миновал тогда расстрел, 

Навязан статус – «спецпереселенцы» – 

Бесправный унизительный удел! 

  

Итак, всех погрузили в эшелоны, 

И взоры помрачнели от тоски… 

Не прячась, громко, заглушая стоны, 

Внезапно зарыдали старики. 

  

В их душах накопились дым и копоть; 

Не раз сражались вскачь и на ходу. 

Имея в жизни мужественный опыт, 

Почуяли великую беду. 

  

Парней жалеют старцы и старухи: 

По юности ударит злая власть! 

Найдут ли молодые силу духа? 

Сумеют ли перебороть напасть? 

  

Утешить как-то пожилых желая, 

Поняв, быть может, их души надрыв, 

В мгновенье молодёжь разудалая 

Сообразила песенный мотив. 

  

Простой напев, и нет в нём слабой дрожи, 

И тягот не чураются сердца… 

Хотя безвестность каждого тревожит, 

Он выстоять настроен до конца. 

  

«Куда бы ни попал ты, – пелось в песне, 

Куда бы ни ушёл от этих гор, 

Почувствуй, раб АЛЛАХ1А, повсеместно 

Божественный и милосердный взор! 

Мы нашей верой вскормленные люди! 

Пускай в наш край сейчас пришла беда, 

Нам нужно знать, что с нами Бог повсюду – 

Господь нас не покинет никогда!» 

  

И тут же перестали старцы охать, 

Узнав ответ на свой немой вопрос… 

И только снизу доносился грохот 

Холодных и безжалостных колёс. 

/автор Зелимхан Мусаев/